Мой блог
Назад
Автор: admin
Сергей Андрияка. Пожар в Манеже. 2004 год
Школа акварели была создана в 1999 году, а в 2004-ом мы отметили наш маленький, но очень значимый для нас юбилей. Нам хотелось красиво и творчески отметить наше пятилетие и показать, что было сделано за эти годы и учащимися, и нашими художниками- педагогами, и мной за эти годы. Готовилась огромная выставка в Большом Манеже, к которой была проведена серьезнейшая подготовка. Кроме непосредственно экспонирования картин, планировалось проводить мастер-классы, встречи со зрителями, пробные уроки для всех желающих, которым выдавали бы кисточки, краски и бумагу, и они могли бы попробовать себя в течение двух с половиной часов. А также детские конкурсы, благотворительные аукционы. В некоторых залах планировалось показывать видеозаписи мастер-классов, на которых показывалось, как писались вещи с комментариями и под музыку. Мы собирались установить около десяти больших панелей с видеомагнитофонами, которые должны были демонстрировать для зрителей в непрерывном режиме вот эти мои работы. А работы- оригиналы висели бы рядом. Уже была проведена огромная и интенсивная работа по первому учебнику акварели, по подготовке нашей печатной продукции: буклетов, альбомов и тому подобному. И приближался день, когда мы должны были перевезти все наши работы в Манеж. В общей сложности, более двух тысяч работ. Только моих под тысячу, а также работы наших педагогов и учащихся. Все это планировалось сделать в понедельник, пятнадцатого марта. Четырнадцатого марта были выборы президента, и вся страна говорила только об этом.
По всей Москве были открыты избирательные пункты, куда народ шел голосовать, а у нас шла своя непрерывная работа в школе. Мы готовили работы для транспортировки. Наконец, транспорт был подготовлен. Все было готово к тому, чтобы в понедельник пятнадцатого марта в восемь часов утра завезти все работы в Манеж, складируя их как можно дальше от служебного входа к парадному. Там должны были красить щиты, и по мере их готовности мы собирались делать экспозицию и вешать работы.
В восемь вечера рабочие повесили на фасаде Манежа плакаты, предваряющие нашу выставку “Сергей Андрияка. Школа акварели”. Завезли необходимое техническое оборудование для монтажа щитов, ковролин, краску и прочие вещи. Я совершенно спокойно сидел с друзьями-коллегами Владимиром Сергеевичем Погодиным и Сережей Сорокой. Мы работали над макетированием будущего учебника, исправляли неточности в текстах, исправляли сам макет. Мы были полностью поглощены работой. Вдруг неожиданно нас оторвал от работы телефон. Звонил мой друг Дима Буташин, который сообщил, что только что по Интернету узнал – горит Манеж. Он сказал, что не знает, какой горит Манеж – Большой или Малый, но тут же новая информация поступила, и Дима закричал, что горит Большой Манеж, и этот пожар показывают в экстренном выпуске новостей.
Я, честно говоря, не очень себе представлял, что, собственно, происходит, и не сразу сориентировался в этой страшной ситуации. Потом бросился звонить маме и жене. Мы быстро собрались и бросились в сторону Манежа. При этом я захватил нашу профессиональную школьную видеокамеру. Так как у меня был пропуск, мне удалось пройти через кордон вместе с Владимиром Сергеевичем и Сережей Сорокой. Мы прошли почти к горящему зданию. Причем, пока мы ехали, еще с Садового кольца увидели клубы красного дыма. Зрелище было ужасным, его видно было из разных точек Москвы. Подойдя к этому зданию, я решил записать хоть что-то на камеру. Но руки не слушались, дрожали. И я не смог ее зарядить, не смог ничего снимать. Карандашей и бумаги у меня тоже не было. Я стоял в совершенном оцепенении до тех пор, пока не провалилась крыша и пожарные почти что потушили внутренность здания.
Меня трясло, состояние, конечно, было ужасным. Но, с другой стороны, я себя успокаивал тем, что мы не успели завезти картины. Ведь случись этот пожар через несколько часов, роковой огонь уничтожил бы всю мою творческую жизнь. И не только мою, но и моих художников-педагогов и труд всей школы. Трагедия была жуткая. И вот, придя в мастерскую, я никак не мог успокоиться и в два часа ночи опять пошел к Манежу. Пробыл я там почти до половины пятого утра. Спать я не мог, и мне нужно было как-то выплеснуть тот заряд отрицательной энергии, того эмоционального стресса, который я только что получил.
Проводив своих друзей, я остался в своей мастерской один. Взял небольшой лист бумаги и сделал первую попытку выплеснуть все свои эмоции. Получилось не столько, быть может, здание Манежа – у меня не было ни карандашного рисунка, ничего, а какой-то вот комок отрицательной энергии выплеснулся с силой на лист бумаги. За полтора-два часа была сделана небольшая акварель. На следующее утро с нашим директором Андреем Чебановым мы пошли посмотреть и уже в более спокойном состоянии смогли отснять на камеру то, что осталось от сгоревшего Манежа.
Было очень много зевак, подъезжали какие-то правительственные машины, видел я там и префекта Центрального округа, и еще каких-то чиновников, которые обсуждали что-то с пожарными. Но я захватил с собой альбомчик и сделал маленький коротенький рисунок с того места, где я стоял во время пожара. Потом я вернулся в мастерскую, где у меня был натянутый полутораметровый планшет, отключил все телефоны и начал работать. За два-три дня я выплеснул на этот лист бумаги все те эмоции, которые меня переполняли. Я создавал образ. Образ того горящего здания. И не просто образ пожара, а пожара, который мог бы унести все наше художество, все наши картины. Получилась пронзительная и образная картина, которая рисует те события с каким-то, может быть, даже преувеличением. Вот так я написал горящий Манеж. Когда пришли журналисты, ко мне обратилась корреспондентка одной газеты, которая перед пожаром написала статью о нашей выставке. Она была в недоумении, что же ей теперь делать с этой статьей. Я рассказал, что у меня есть почти написанный до конца пожар Манежа. Она обрадовалась, сказала, что добавит еще что-то, немного перепишет материал, и он пойдет в печать. Она была уверена, что это будет интересно. Но я в тот момент и не думал о пиаре. Эта вещь была написана болью души. Ну, а то, что картина потом попала в средства массовой информации, попала на телевидение, в передачи новостные, это, наверное, естественно. О пожаре Манежа говорили очень много, что понятно. Ведь это один из самых крупных памятников истории культуры Москвы. Но все эти публикации и прочее вокруг этой картины – это уже не моя вина. Вот так родилась картина “Пожар в Манеже”.
По всей Москве были открыты избирательные пункты, куда народ шел голосовать, а у нас шла своя непрерывная работа в школе. Мы готовили работы для транспортировки. Наконец, транспорт был подготовлен. Все было готово к тому, чтобы в понедельник пятнадцатого марта в восемь часов утра завезти все работы в Манеж, складируя их как можно дальше от служебного входа к парадному. Там должны были красить щиты, и по мере их готовности мы собирались делать экспозицию и вешать работы.
В восемь вечера рабочие повесили на фасаде Манежа плакаты, предваряющие нашу выставку “Сергей Андрияка. Школа акварели”. Завезли необходимое техническое оборудование для монтажа щитов, ковролин, краску и прочие вещи. Я совершенно спокойно сидел с друзьями-коллегами Владимиром Сергеевичем Погодиным и Сережей Сорокой. Мы работали над макетированием будущего учебника, исправляли неточности в текстах, исправляли сам макет. Мы были полностью поглощены работой. Вдруг неожиданно нас оторвал от работы телефон. Звонил мой друг Дима Буташин, который сообщил, что только что по Интернету узнал – горит Манеж. Он сказал, что не знает, какой горит Манеж – Большой или Малый, но тут же новая информация поступила, и Дима закричал, что горит Большой Манеж, и этот пожар показывают в экстренном выпуске новостей.
Я, честно говоря, не очень себе представлял, что, собственно, происходит, и не сразу сориентировался в этой страшной ситуации. Потом бросился звонить маме и жене. Мы быстро собрались и бросились в сторону Манежа. При этом я захватил нашу профессиональную школьную видеокамеру. Так как у меня был пропуск, мне удалось пройти через кордон вместе с Владимиром Сергеевичем и Сережей Сорокой. Мы прошли почти к горящему зданию. Причем, пока мы ехали, еще с Садового кольца увидели клубы красного дыма. Зрелище было ужасным, его видно было из разных точек Москвы. Подойдя к этому зданию, я решил записать хоть что-то на камеру. Но руки не слушались, дрожали. И я не смог ее зарядить, не смог ничего снимать. Карандашей и бумаги у меня тоже не было. Я стоял в совершенном оцепенении до тех пор, пока не провалилась крыша и пожарные почти что потушили внутренность здания.
Меня трясло, состояние, конечно, было ужасным. Но, с другой стороны, я себя успокаивал тем, что мы не успели завезти картины. Ведь случись этот пожар через несколько часов, роковой огонь уничтожил бы всю мою творческую жизнь. И не только мою, но и моих художников-педагогов и труд всей школы. Трагедия была жуткая. И вот, придя в мастерскую, я никак не мог успокоиться и в два часа ночи опять пошел к Манежу. Пробыл я там почти до половины пятого утра. Спать я не мог, и мне нужно было как-то выплеснуть тот заряд отрицательной энергии, того эмоционального стресса, который я только что получил.
Проводив своих друзей, я остался в своей мастерской один. Взял небольшой лист бумаги и сделал первую попытку выплеснуть все свои эмоции. Получилось не столько, быть может, здание Манежа – у меня не было ни карандашного рисунка, ничего, а какой-то вот комок отрицательной энергии выплеснулся с силой на лист бумаги. За полтора-два часа была сделана небольшая акварель. На следующее утро с нашим директором Андреем Чебановым мы пошли посмотреть и уже в более спокойном состоянии смогли отснять на камеру то, что осталось от сгоревшего Манежа.
Было очень много зевак, подъезжали какие-то правительственные машины, видел я там и префекта Центрального округа, и еще каких-то чиновников, которые обсуждали что-то с пожарными. Но я захватил с собой альбомчик и сделал маленький коротенький рисунок с того места, где я стоял во время пожара. Потом я вернулся в мастерскую, где у меня был натянутый полутораметровый планшет, отключил все телефоны и начал работать. За два-три дня я выплеснул на этот лист бумаги все те эмоции, которые меня переполняли. Я создавал образ. Образ того горящего здания. И не просто образ пожара, а пожара, который мог бы унести все наше художество, все наши картины. Получилась пронзительная и образная картина, которая рисует те события с каким-то, может быть, даже преувеличением. Вот так я написал горящий Манеж. Когда пришли журналисты, ко мне обратилась корреспондентка одной газеты, которая перед пожаром написала статью о нашей выставке. Она была в недоумении, что же ей теперь делать с этой статьей. Я рассказал, что у меня есть почти написанный до конца пожар Манежа. Она обрадовалась, сказала, что добавит еще что-то, немного перепишет материал, и он пойдет в печать. Она была уверена, что это будет интересно. Но я в тот момент и не думал о пиаре. Эта вещь была написана болью души. Ну, а то, что картина потом попала в средства массовой информации, попала на телевидение, в передачи новостные, это, наверное, естественно. О пожаре Манежа говорили очень много, что понятно. Ведь это один из самых крупных памятников истории культуры Москвы. Но все эти публикации и прочее вокруг этой картины – это уже не моя вина. Вот так родилась картина “Пожар в Манеже”.