С этим монастырем у меня связано много интересных воспоминаний. В канун Олимпиады, в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, ко мне обратилась директор музея Саввино-Сторожевского монастыря Светлана Васильевна Вереш. Она попросила найти кого-нибудь из моих коллег-студентов, кто бы мог помочь в подготовке музея к Олимпиаде: оформить какие-то стенды, гравюры. Ситуация сложилась довольно тяжелая: денег не хватало, в музее не было даже сигнализации. Единственная компенсация – жить в самом монастыре, в большом казначейском корпусе. И, конечно, для нас это было самое соблазнительное и интересное. Потому что пожить на территории монастыря и почувствовать себя за этими стенами монастырскими было, наверное, самым большим счастьем. Стояло лето, и мы втроем с друзьями, Сергеем Гонковым и Олегом Нефедкиным, приехали в монастырь и поселились в Казначейском корпусе. Но, если Сергей и Олег были более стационарны, я, к сожалению, приезжал туда на несколько дней, а потом вынужден был возвращаться. У нас были ключи от знаменитого древнего Рождественского собора, который построили по образцу храма в Троице- Сергиевой лавре. И строили чуть ли не те же самые строители и архитекторы. Там есть придел Преподобного Саввы. Хотя собор не действовал, уникальный пятиярусный иконостас, насчитывающий пятьдесят с лишним икон, огромный, полностью сохранивший с семнадцатого века, находился в хранилище музея. Это была удивительная редкость. Иконостас почти никто не видел, кроме нас. В свое время я его весь пересмотрел, потому что мы для научной работы снимали каждую икону на слайды и выносили на улицу. И можно было увидеть все эти свежие краски прямо на солнце – было совершенно удивительное зрелище.



Мы так жили и работали, естественно, я постоянно писал, рисовал. Монастырь очень много раз перестраивался в течение всей своей истории. Во время царствования Алексея Михайловича он был первым по значимости монастырем, превосходящим даже Троице-Сергиеву лавру. Когда приезжали иностранцы, они первым делом посещали этот монастырь. Сохранилось много знаковых построек того времени, в частности, Царицыны палаты. Они покрашены спелым красным цветом, представляют собой некий образ времени царя Алексея Михайловича Тишайшего, который любил этот монастырь и назначил его своей царской резиденцией. Мы старались представить себе, как все было в шестнадцатом веке, хотя это было сложно; но, тем не менее, по каким-то фрагментам, описаниям, чертежам, порой просто интуитивно фантазировали. Например, написано было, что из большого царского дворца шел воздушный мостик прямо в собор. Также было много очень интересных описаний, и в библиотеке музея хранилась громадная книжка “Путешествия патриарха Макария с Павлом Олепским”. Он проехал очень много православных монастырей и посетил огромное количество святых мест. В том числе, был в России и как раз при этом самом царе Алексее Михайловиче останавливался в Саввино-Сторожевском монастыре. В этой книге подробно описаны и архитектурные постройки, и события, и продолжительность служб, которые там проходили, и масса всяких интересных наблюдений. Все нам это было, конечно, безумно интересно. Говорилось и о том, как наполеоновские солдаты захватили этот монастырь. Одному из их военоначальников во сне явился преподобный Савва и сказал, что если он не будет грабить монастырь, то живым дойдет обратно до Парижа. И монастырь уцелел.

Это удивительное место. Но самым замечательным были лунные ночи, когда на фоне густо-темного бархатного неба, сверкая, переливался главный купол Рождественского собора, покрытый настоящим сусальным золотом, залитый лунным светом, а рядом с ним загорался маленький куполок над приделом Преподобного Саввы.

Мы часами сидели, любуясь этим чудом, представлявшим собой величественно-прекрасный образ мироздания. Это была завораживающая сказка, все, кто мог наблюдать эту красоту ночью, были очарованы и заворожены подобным зрелищем.

Много лет спустя монастырь пережил и эту Олимпиаду. Мы часто приезжали сюда, просто рисовали, писали. Например, в окрестностях монастыря была Саввинская слобода, через речку Сторожу находилось поселение – обычные деревенские домики, сарайчики. А оттуда с Саввинской слободы открывался удивительно красивый вид на этот монастырь. Мы, конечно, посмотрели очень много дореволюционных изображений этого монастыря, там не было такой довольно пышной растительности, а было все довольно свободно.

Где-то в километре ходьбы находился скит. Он был совершенно развален, от него уже совершенно ничего не осталось. Но все равно это было приятно, интересно очень, мы туда приходили, смотрели. У меня остался в памяти этот образ. В дальнейшем я редко бывал в этом монастыре, только когда кому- то надо было что-то показать, или приезжал навестить сотрудников этого музея, моих друзей, потому что за эти годы мы стали очень близки.

В восемьдесят пятом году сотрудники музея предложили мне сделать там выставку. Это была моя самая первая персональная выставка. Поэтому Саввино-Сторожевский монастырь дорог мне вдвойне. На этой выставке было почти сто пятьдесят акварелей и около пятидесяти картин маслом, от маленьких этюдов до больших сюжетных. Я впервые наиболее полно представил свое творчество именно в этом монастыре. И первые отзывы зрителей получил тоже в этом монастыре. Для меня это было большим событием.

Сейчас его передали Московской патриархии, там проходят службы, восстановили иконостас. Я давно там не был и не знаю, что там происходит, но в памяти все время я представляю купол Рождественского собора, как он переливается ночью в лунном свете, происходит какое-то таинство. И особенно интересно было, когда мы подходили очень близко, купол становился еще огромней. Он становился просто космическим, гигантским.

Естественно, я заболел этой темой. И первый раз написал этот купол немножечко по-своему, на не очень большом формате. Эту работу я подарил музею Саввино-Сторожевского монастыря.

Потом этот образ меня просто преследовал. Что бы я ни писал, что бы ни делал, в течение долгих лет я все время представлял образ этого купола, и мне хотелось создать уже более капитальное произведение. Так как рисунки и материалы у меня были, собор я хорошо знал, то решил на большом планшете создать образ гигантского купола и рядом для масштаба – маленького, я специально его уменьшил, хотя он был больше, – куполка, венчающего придел преподобного Саввы Сторожевского. Для меня важным было показать весь космос, масштабность мироздания, которую заключал в себе этот переливающийся купол, как бы даже весь не помещающийся на планшете. Его величественный, венчающий купол, крест, уходит в перспективу бездонного звездного неба. Писал я эту работу долго, почти полгода. Для того, чтобы получить такое бархатное синее небо, мне пришлось использовать очень много слоев краски: около тридцати-сорока, иначе нельзя получить такую глубину и пространство. А сам блеск на куполе я сделал в один-два слоя, поэтому он сверкает, переливается, но почти прозрачен, светится. Для меня это была еще в каком-то смысле философская работа. Так у меня остался в памяти и на бумаге свой образ монастыря. Позднее я сделал еще серию масляных работ “Быт XVIII века” по этой обители. Там написаны сцены из жизни того времени, как мне это представлялось, немножко реконструируя работы, к сожалению, не все сохранились. Они были написаны маслом. Но некоторые из них существуют. Это был определенный этап жизни.