Мой блог
Назад
Автор: admin
КЛАССИКА РОЖДАЕТСЯ СЕГОДНЯ. Часть I
"ИСКУССТВО – это портрет мироздания". Обмолвившись этой фразой в разговоре, акварелист Сергей Андрияка на мгновение задумался, а затем продолжил: "Может быть, в этом и есть главное счастье художника – всё время воодушевляться новыми образами, неисчерпаемостью мира". Моё несколько скептическое замечание "тогда главное – каков художник" вызвало почти мгновенную словесную реакцию. "Настоящий художник никогда не перестаёт им быть. В созданном мастером образе всегда отражается неизмеримо большее, чем подразумевается первичной идеей или заказом. Художник – это тот, кто постоянно и увлечённо работает и при этом понимает, что делает".
После памятного разговора минуло время. В очередной раз, оказавшись в мастерской художника, застал его в состоянии душевного волнения. "Представляешь, сейчас был на открытии выставки, – без предисловия начал рассказывать Сергей. – Встретил приятеля, учились вместе. Спрашиваю – как дела? А он отвечает: давно не работается". Сев перед большим планшетом с начатой акварелью, порывисто развернулся ко мне на своём стареньком табурете. "Ты представляешь, не работается! Я с выставки поехал, вспомнил, что надо бумагу для принтера купить, а то письма не на чём печатать. Хорошо, что пришёл, – без перехода добавил он, – поможешь мне окончание письма сформулировать. Так вот, проезжаю мимо Ивановского переулка. Посмотрел – такая красота! Сразу сделал рисунок и вот сижу, работаю. Знаешь, небо осеннее, ясное, хрустальное. В сквере листва золотом – то сияет, то мерцает из теней. Вот видишь, ещё три минуты и вторую прокладку цветом закончу. Сейчас, пока сохнет, пойдём, посмотри письмо".
Перейдя к столику с компьютером, Сергей Андрияка вновь заговорил о минувшей встрече. Явно, что слова товарища по институту затронули в его душе что-то важное. "Бывает, иногда каждый день планирую периодами в полчаса. Дела по Школе, письма вот надо властям писать, телефон звонит не переставая. Но ведь для художника главное не в службе! Зрителям не станешь объяснять, что время на официальную бумагу потратил. А ему не работается! Город, посмотри, какой красивый стал, целые серии работ создавать можно. В лесу окажешься – через каждые тридцать шагов новая тема для пейзажа. По поляне весной прошёлся – готов букет для натюрморта. Я тоже порой просто хожу, всматриваюсь мысленно в будущую картину. Однако ждать вдохновения – жизнь пройдёт. Сажусь делать что-то другое и чаще всего решаются оба замысла. За трудом над одной работой сознание как-то само собой, исподволь, пока краски смешиваю, проясняет мне решение ещё только задуманной вещи".
В письме потребовалось переставить в абзаце два предложения. В концовке письма решили изменить один из эпитетов, усилив смысл написанного. "Пойдём, покажу, как я придумал листву в тени написать. Тёплые тени, они подчеркнут в осенних красках усталость листьев от зноя. Всё говорят, что теням надлежит быть холодными. А в осени другие краски. Надо внимательнее наблюдать, тогда и хандры не будет. В жизни куда ни посмотри – всё на лист просится". Спустя неделю Сергей Андрияка показывал мне полностью законченную громадную акварель. Сапфировыми отблесками сияло московское небо, золотилась и темнела медью листва сквера. Над крышами и листвой гранёным кристаллом высился купол Ивановского монастыря. "В этом мотиве для меня прелесть не в куполе. Хотя всегда, когда оказываюсь рядом, вспоминаю Италию. Купол ведь повторяет пропорции флорентийского собора. Однако душу трогает не столько изящество воспроизведённых пропорций, сколько сохранение здесь кусочка московской жизни. Знаешь, в старой Москве особые цветовые и тональные ритмы. Всё соразмерно человеку и поэтому душа отдыхает. Красота – она лучше доктора". На вопрос – когда же успел написать, художник усмехнулся: "Надо уметь планировать день. За меня никто другой работать не будет".
Сегодня представляется, что в состоявшихся кратких разговорах Сергей Андрияка не просто высказал свои замечания по проблемам творчества. Он сформулировал то, что стало частью его художественного мировоззрения. Мастер получил широкую известность, отмечен почётными званиями, руководит Московской школой акварели. Но себя он считает прежде всего художником. Живёт творческими проблемами и счастлив, когда с кистью в руке садится перед белым листом бумаги. Объектами его интереса остаются улицы Москвы, среднерусские пейзажи, виды старинных городов, интерьеры, цветочные и иные натюрморты. Может показаться, что подобный сюжетно-тематический диапазон сужен. Однако выставки всегда полны зрителями. Книги отзывов на них полны благодарных отзывов. Отчего так получается, он не задумывается. В памяти мастера и без этого много более насущных забот: папки полны рисунками, жизнь – динамики, новые замыслы ждут воплощения.
Объяснение причин популярности, как представляется, в том, что в его произведениях всегда содержится магия искусства. Живописец неизменно искренен в своём творчестве. В произведениях отсутствуют повторы колорита, природный образ лишён признаков затверженных схем. Творческая фантазия сочетается у него с точным наблюдением реальности. Многообразная череда самых разных впечатлений и наблюдений пёстрой жизни переосмысляется, концентрируется в образы, которым присущи обобщение и глубокая мировоззренческая значимость.
Думая о творчестве художника, поражаешься не количеству созданного, а глубине эмоций, духовной наполненности, которые одухотворяют его произведения. Чуть более двадцати лет минуло с той поры, как в 1982 г., совсем юношей он окончил Московский государственный художественный институт имени В.И.Сурикова. Дипломная картина "Вечная память. Поле Куликово" вызвала восторженные оценки присутствующих. Руководитель мастерской живописи Суриковского института Виктор Григорьевич Цыплаков мог бы гордиться своим учеником. "Это не работа выпускника института, а явление современной художественной жизни Москвы", – отметил тогда профессор МГХИ им. В.И.Сурикова, академик Т.Т.Салахов. В тот же год молодого художника приняли по конкурсу в творческие мастерские Академии художеств СССР. На несколько лет его наставниками в совершенствовании живописного мастерства стали академики А.П. и С.П.Ткачёвы. Сердечную благодарность сегодняшний мастер сохраняет и к беседам с молодыми художниками, которые регулярно проводил академик Алексей Михайлович Грицай. Обсуждая работы молодых живописцев, он не замалчивал недочёты произведения. Но одновременно подсказывал пути решения проблем, раскрывал возможные перспективы воплощения того или иного этюда. Всегда отмечал имеющиеся достоинства. Особенно большое внимание уделял анализу не столько сюжета, сколько цвета. Убеждённый сторонник реалистических позиций в искусстве, он умел выявить связь создаваемого живописцами с традициями национальной художественной колористической культуры.
"Мне на всю жизнь остались памятны советы Грицая. Он воспитывал в нас требовательность к себе. Все, кто прошёл его школу, стали сегодня настоящими, серьёзными мастерами. Алексей Михайлович обладал умением растить талант. Он научил нас работать в полную силу", – вспоминает Сергей Андрияка.
Не менее часто помнятся ему и уроки отца. Николай Иванович был фронтовик. Ратные дороги войны довели его до Берлина. К искусству вернулся после войны. Потом ему предложили возглавить Московскую среднюю художественную школу. Прикипев душой к преподаванию, заслуженный художник России Н.И.Андрияка на долгие годы взвалил на плечи нелегкую ношу педагога. На сына оставались воскресенья. В дни отдыха опытный мастер и начинающий художник, только взявший в руки кисть и этюдник, много гуляли по Москве. "Отец наслаждался городом, может быть, более, чем я сам. Он показывал мне красоту отдельных зданий. Часто заводил во дворы. Тогда многие районы центра, взять Пресню, все состояли из небольших особнячков. Садовые фасады у них были чудесные. Если заходили во двор, то никаких подозрительных взглядов не было. Нередко примостишься рисовать, подсядет сбоку местный старожил. Он всё-всё расскажет про историю дома, про прошлое улицы. Конечно, рисуешь с новым чувством! Это потом вместо арбатских улочек решили центр столицы прорезать "авеню" да "стритами". Возникли Новый Арбат, нынешний проспект Сахарова с их казарменной архитектурой. А отец показывал мне старину. Он был членом партии, в церковь не ходил. Однако, то на какой-нибудь ряд кокошников обратит внимание, то предложит внимательней посмотреть на форму шатровой главки. Подведёт к ампирному особнячку. "Попробуй внимательно нарисовать этот портик, а затем вон тот, наискосок". Поначалу оба казались близкими до невероятия. Начинал рисовать, и оказывалось, что у каждого портика чуть другие пропорции. Так он приучал меня всматриваться в натуру. Особое значение он придавал работе по памяти. Отец всегда говорил: "На природе ты напишешь этюд, законченную картину создашь в мастерской. Всё многообразие натуры в этюде не отразишь, поэтому тренируй зрительную память. Помни, что искусство – это трудная работа". Он любил повторять: "Реалистическая школа учит мастерству. В искусстве нельзя заснуть первоклассником, а проснуться Врубелем. К творчеству надо идти через труд и постоянное совершенствование сделанного".
Сергей Андрияка вспоминает, что эти неформальные уроки помогли ему в юности сохранить силу духа. "Когда отец внезапно умер, мы с мамой остались почти в пустоте. Жизнь стала трудной, по деньгам очень нелегкой. Мама ради моих красок, холстов каждый рубль экономила. А мне тогда и одно хотелось написать, и другое. Материалов для живописи никогда не хватало. Да к тому же в институте увлекся акварелью. Новые расходы и проблемы. Краски купить было нетрудно. Однако хорошая бумага доставалась с огромными усилиями и немалыми затратами. До сих пор по сыновьи благодарен маме. Её терпению и вере в меня".
Когда художник пришел, как было принято, в комбинат живописного искусства, ему не нашлось работы. Те, кто в определённых кругах напоказ кривили губы по отношению к "социальным" и идеологическим заказам, при распределении такой работы заранее просили записать себя первыми. Поняв, что все заказы не для него, художник решил пойти иной дорогой. Акварели молодого Сергея уже пользовались вниманием на выставках. Ценители хорошей акварельной живописи стали просить продать ту или иную работу. Поэтому он попробовал жить выполнением частных предложений, получить признание вне официальной сферы. Когда сложившаяся художественная система стала потом рушиться, ему уже были не страшны те "шишки", которые раз за разом набивали себе его растерявшиеся коллеги.
Читать дальше...
После памятного разговора минуло время. В очередной раз, оказавшись в мастерской художника, застал его в состоянии душевного волнения. "Представляешь, сейчас был на открытии выставки, – без предисловия начал рассказывать Сергей. – Встретил приятеля, учились вместе. Спрашиваю – как дела? А он отвечает: давно не работается". Сев перед большим планшетом с начатой акварелью, порывисто развернулся ко мне на своём стареньком табурете. "Ты представляешь, не работается! Я с выставки поехал, вспомнил, что надо бумагу для принтера купить, а то письма не на чём печатать. Хорошо, что пришёл, – без перехода добавил он, – поможешь мне окончание письма сформулировать. Так вот, проезжаю мимо Ивановского переулка. Посмотрел – такая красота! Сразу сделал рисунок и вот сижу, работаю. Знаешь, небо осеннее, ясное, хрустальное. В сквере листва золотом – то сияет, то мерцает из теней. Вот видишь, ещё три минуты и вторую прокладку цветом закончу. Сейчас, пока сохнет, пойдём, посмотри письмо".
Перейдя к столику с компьютером, Сергей Андрияка вновь заговорил о минувшей встрече. Явно, что слова товарища по институту затронули в его душе что-то важное. "Бывает, иногда каждый день планирую периодами в полчаса. Дела по Школе, письма вот надо властям писать, телефон звонит не переставая. Но ведь для художника главное не в службе! Зрителям не станешь объяснять, что время на официальную бумагу потратил. А ему не работается! Город, посмотри, какой красивый стал, целые серии работ создавать можно. В лесу окажешься – через каждые тридцать шагов новая тема для пейзажа. По поляне весной прошёлся – готов букет для натюрморта. Я тоже порой просто хожу, всматриваюсь мысленно в будущую картину. Однако ждать вдохновения – жизнь пройдёт. Сажусь делать что-то другое и чаще всего решаются оба замысла. За трудом над одной работой сознание как-то само собой, исподволь, пока краски смешиваю, проясняет мне решение ещё только задуманной вещи".
В письме потребовалось переставить в абзаце два предложения. В концовке письма решили изменить один из эпитетов, усилив смысл написанного. "Пойдём, покажу, как я придумал листву в тени написать. Тёплые тени, они подчеркнут в осенних красках усталость листьев от зноя. Всё говорят, что теням надлежит быть холодными. А в осени другие краски. Надо внимательнее наблюдать, тогда и хандры не будет. В жизни куда ни посмотри – всё на лист просится". Спустя неделю Сергей Андрияка показывал мне полностью законченную громадную акварель. Сапфировыми отблесками сияло московское небо, золотилась и темнела медью листва сквера. Над крышами и листвой гранёным кристаллом высился купол Ивановского монастыря. "В этом мотиве для меня прелесть не в куполе. Хотя всегда, когда оказываюсь рядом, вспоминаю Италию. Купол ведь повторяет пропорции флорентийского собора. Однако душу трогает не столько изящество воспроизведённых пропорций, сколько сохранение здесь кусочка московской жизни. Знаешь, в старой Москве особые цветовые и тональные ритмы. Всё соразмерно человеку и поэтому душа отдыхает. Красота – она лучше доктора". На вопрос – когда же успел написать, художник усмехнулся: "Надо уметь планировать день. За меня никто другой работать не будет".
Сегодня представляется, что в состоявшихся кратких разговорах Сергей Андрияка не просто высказал свои замечания по проблемам творчества. Он сформулировал то, что стало частью его художественного мировоззрения. Мастер получил широкую известность, отмечен почётными званиями, руководит Московской школой акварели. Но себя он считает прежде всего художником. Живёт творческими проблемами и счастлив, когда с кистью в руке садится перед белым листом бумаги. Объектами его интереса остаются улицы Москвы, среднерусские пейзажи, виды старинных городов, интерьеры, цветочные и иные натюрморты. Может показаться, что подобный сюжетно-тематический диапазон сужен. Однако выставки всегда полны зрителями. Книги отзывов на них полны благодарных отзывов. Отчего так получается, он не задумывается. В памяти мастера и без этого много более насущных забот: папки полны рисунками, жизнь – динамики, новые замыслы ждут воплощения.
Объяснение причин популярности, как представляется, в том, что в его произведениях всегда содержится магия искусства. Живописец неизменно искренен в своём творчестве. В произведениях отсутствуют повторы колорита, природный образ лишён признаков затверженных схем. Творческая фантазия сочетается у него с точным наблюдением реальности. Многообразная череда самых разных впечатлений и наблюдений пёстрой жизни переосмысляется, концентрируется в образы, которым присущи обобщение и глубокая мировоззренческая значимость.
Думая о творчестве художника, поражаешься не количеству созданного, а глубине эмоций, духовной наполненности, которые одухотворяют его произведения. Чуть более двадцати лет минуло с той поры, как в 1982 г., совсем юношей он окончил Московский государственный художественный институт имени В.И.Сурикова. Дипломная картина "Вечная память. Поле Куликово" вызвала восторженные оценки присутствующих. Руководитель мастерской живописи Суриковского института Виктор Григорьевич Цыплаков мог бы гордиться своим учеником. "Это не работа выпускника института, а явление современной художественной жизни Москвы", – отметил тогда профессор МГХИ им. В.И.Сурикова, академик Т.Т.Салахов. В тот же год молодого художника приняли по конкурсу в творческие мастерские Академии художеств СССР. На несколько лет его наставниками в совершенствовании живописного мастерства стали академики А.П. и С.П.Ткачёвы. Сердечную благодарность сегодняшний мастер сохраняет и к беседам с молодыми художниками, которые регулярно проводил академик Алексей Михайлович Грицай. Обсуждая работы молодых живописцев, он не замалчивал недочёты произведения. Но одновременно подсказывал пути решения проблем, раскрывал возможные перспективы воплощения того или иного этюда. Всегда отмечал имеющиеся достоинства. Особенно большое внимание уделял анализу не столько сюжета, сколько цвета. Убеждённый сторонник реалистических позиций в искусстве, он умел выявить связь создаваемого живописцами с традициями национальной художественной колористической культуры.
"Мне на всю жизнь остались памятны советы Грицая. Он воспитывал в нас требовательность к себе. Все, кто прошёл его школу, стали сегодня настоящими, серьёзными мастерами. Алексей Михайлович обладал умением растить талант. Он научил нас работать в полную силу", – вспоминает Сергей Андрияка.
Не менее часто помнятся ему и уроки отца. Николай Иванович был фронтовик. Ратные дороги войны довели его до Берлина. К искусству вернулся после войны. Потом ему предложили возглавить Московскую среднюю художественную школу. Прикипев душой к преподаванию, заслуженный художник России Н.И.Андрияка на долгие годы взвалил на плечи нелегкую ношу педагога. На сына оставались воскресенья. В дни отдыха опытный мастер и начинающий художник, только взявший в руки кисть и этюдник, много гуляли по Москве. "Отец наслаждался городом, может быть, более, чем я сам. Он показывал мне красоту отдельных зданий. Часто заводил во дворы. Тогда многие районы центра, взять Пресню, все состояли из небольших особнячков. Садовые фасады у них были чудесные. Если заходили во двор, то никаких подозрительных взглядов не было. Нередко примостишься рисовать, подсядет сбоку местный старожил. Он всё-всё расскажет про историю дома, про прошлое улицы. Конечно, рисуешь с новым чувством! Это потом вместо арбатских улочек решили центр столицы прорезать "авеню" да "стритами". Возникли Новый Арбат, нынешний проспект Сахарова с их казарменной архитектурой. А отец показывал мне старину. Он был членом партии, в церковь не ходил. Однако, то на какой-нибудь ряд кокошников обратит внимание, то предложит внимательней посмотреть на форму шатровой главки. Подведёт к ампирному особнячку. "Попробуй внимательно нарисовать этот портик, а затем вон тот, наискосок". Поначалу оба казались близкими до невероятия. Начинал рисовать, и оказывалось, что у каждого портика чуть другие пропорции. Так он приучал меня всматриваться в натуру. Особое значение он придавал работе по памяти. Отец всегда говорил: "На природе ты напишешь этюд, законченную картину создашь в мастерской. Всё многообразие натуры в этюде не отразишь, поэтому тренируй зрительную память. Помни, что искусство – это трудная работа". Он любил повторять: "Реалистическая школа учит мастерству. В искусстве нельзя заснуть первоклассником, а проснуться Врубелем. К творчеству надо идти через труд и постоянное совершенствование сделанного".
Сергей Андрияка вспоминает, что эти неформальные уроки помогли ему в юности сохранить силу духа. "Когда отец внезапно умер, мы с мамой остались почти в пустоте. Жизнь стала трудной, по деньгам очень нелегкой. Мама ради моих красок, холстов каждый рубль экономила. А мне тогда и одно хотелось написать, и другое. Материалов для живописи никогда не хватало. Да к тому же в институте увлекся акварелью. Новые расходы и проблемы. Краски купить было нетрудно. Однако хорошая бумага доставалась с огромными усилиями и немалыми затратами. До сих пор по сыновьи благодарен маме. Её терпению и вере в меня".
Когда художник пришел, как было принято, в комбинат живописного искусства, ему не нашлось работы. Те, кто в определённых кругах напоказ кривили губы по отношению к "социальным" и идеологическим заказам, при распределении такой работы заранее просили записать себя первыми. Поняв, что все заказы не для него, художник решил пойти иной дорогой. Акварели молодого Сергея уже пользовались вниманием на выставках. Ценители хорошей акварельной живописи стали просить продать ту или иную работу. Поэтому он попробовал жить выполнением частных предложений, получить признание вне официальной сферы. Когда сложившаяся художественная система стала потом рушиться, ему уже были не страшны те "шишки", которые раз за разом набивали себе его растерявшиеся коллеги.
Читать дальше...