Мой блог
Назад
Автор: admin
Художник Сергей Андрияка. Борисоглебский монастырь. Звонница. 1974 год
В школе у нас хоть и редко, но бывали осенне-весенние выездные пленэрные практики. Такой была поездка в Ростов Великий, где мы останавливались в гостинице. Затем повезло выехать в Борисоглебск и другие очень красивые, живописные места. Эта поездка была довольно краткосрочной. Она продолжалась может быть дней пять, а может, около недели. Естественно, мы постоянно пробовали рисовать. Однажды у меня возникла просто экстремальная ситуация: в Борисоглебском монастыре я сел писать звонницу. Освещение в природе было поразительное: надвигалась гроза, небо над монастырем накрывала огромная черно-сизая туча. Становилось понятным, что если сейчас возьму карандаш и буду внимательно отрисовывать все от начала до конца со всеми деталями, то ничего не успею сделать. Свет и формы туч менялись буквально у меня на глазах. Требовалось успеть за очень короткий срок это состояние передать.
В этот момент и пришло решение попробовать исполнить акварель без карандаша. Другого пути у меня не было. Я тогда уже учился в старших классах Суриковской школы. Рисовать-то рисовал, карандашом владел. Однако рисовать карандашом и рисовать кистью – это разные вещи. Но я решил, что раз времени нет, то нужно найти оптимальный путь создания этой вещи. А оптимальный путь был каким? При пасмурном небе, которое я видел, все, даже самое белое, светлое, было темнее, чем небо. Соответственно, я прокрыл тоном пасмурного неба весь верх листа. Когда верх у меня высох, можно было начинать писать сверху вниз. Мне были понятны отношения света и теней этой звонницы, ее краски и силуэт. И вот так, куполок за куполком, я прописал всю эту звонницу. Сначала легким цветом, самым светлым, который присутствовал в этой колокольне. По отношению к небу она стала по своему силуэту темнее. Потом я стал усиливать купола, начал где-то подчеркивать детали разбитого кирпича, рисовать оконные проемы. И вот так, работая очень быстро, я успел эту звонницу дописать.
После этой первой работы, которая была сделана без карандаша, подобный опыт в ту же поездку в Ростов Великий был повторен дважды.
Помню, как восхищался одним вечерним видом местного кремля. Вечернее солнце освещало своими последними лучами стены и башни монастырского ансамбля. Я выбрал башню, но опять понял, что пока буду делать рисунок, солнце зайдет, и у меня ничего не получится. Я точно таким же, как ранее примененным приемом, решил попробовать написать – получилось. Потом еще раз я повторил этот опыт в Борисоглебске. И с того момента я стал все чаще и чаще отказываться от карандаша. Мне этот способ живописи понравился, потому что из моих работ исчезала сухость и скованность. А работа только кистью – это одновременно и творчество, и дисциплина. Я сразу представлял себе все изображение, компоновал и размещал на листе то, что там должно было быть. Тут же пытался представить себе конечный результат. Это требовало большой душевной концентрации и большого напряжения. Таким образом, с этой поездки в Борисоглебск начался период, когда я стал отказываться от карандашного рисунка. Конечно, я его в каких-то случаях еще сохранял и нередко использовал. Однако во многом чувствовал себя уже достаточно свободно.
В этот момент и пришло решение попробовать исполнить акварель без карандаша. Другого пути у меня не было. Я тогда уже учился в старших классах Суриковской школы. Рисовать-то рисовал, карандашом владел. Однако рисовать карандашом и рисовать кистью – это разные вещи. Но я решил, что раз времени нет, то нужно найти оптимальный путь создания этой вещи. А оптимальный путь был каким? При пасмурном небе, которое я видел, все, даже самое белое, светлое, было темнее, чем небо. Соответственно, я прокрыл тоном пасмурного неба весь верх листа. Когда верх у меня высох, можно было начинать писать сверху вниз. Мне были понятны отношения света и теней этой звонницы, ее краски и силуэт. И вот так, куполок за куполком, я прописал всю эту звонницу. Сначала легким цветом, самым светлым, который присутствовал в этой колокольне. По отношению к небу она стала по своему силуэту темнее. Потом я стал усиливать купола, начал где-то подчеркивать детали разбитого кирпича, рисовать оконные проемы. И вот так, работая очень быстро, я успел эту звонницу дописать.
После этой первой работы, которая была сделана без карандаша, подобный опыт в ту же поездку в Ростов Великий был повторен дважды.
Помню, как восхищался одним вечерним видом местного кремля. Вечернее солнце освещало своими последними лучами стены и башни монастырского ансамбля. Я выбрал башню, но опять понял, что пока буду делать рисунок, солнце зайдет, и у меня ничего не получится. Я точно таким же, как ранее примененным приемом, решил попробовать написать – получилось. Потом еще раз я повторил этот опыт в Борисоглебске. И с того момента я стал все чаще и чаще отказываться от карандаша. Мне этот способ живописи понравился, потому что из моих работ исчезала сухость и скованность. А работа только кистью – это одновременно и творчество, и дисциплина. Я сразу представлял себе все изображение, компоновал и размещал на листе то, что там должно было быть. Тут же пытался представить себе конечный результат. Это требовало большой душевной концентрации и большого напряжения. Таким образом, с этой поездки в Борисоглебск начался период, когда я стал отказываться от карандашного рисунка. Конечно, я его в каких-то случаях еще сохранял и нередко использовал. Однако во многом чувствовал себя уже достаточно свободно.