С детства, еще будучи учеником 2-го класса Суриковской школы, возвращаясь домой, я часто любовался уголками старой Москвы. И тогда, впервые сделав рисунок Марфо-Мариинской обители, я по памяти написал гуашью свой образ этого замечательного храма.

В дальнейшем со мной всегда были альбомчик и карандаш. Я очень любил путешествовать один по улочкам старого Замоскворечья, Якиманки, где мы тогда жили, делая зарисовки, чтобы потом, придя домой, написать по памяти эти вещи. Рисунок был нужен, чтобы не забыть те или иные пропорции, архитектурные детали, а зрительную память сконцентрировать на цветовом состоянии.

Но в годы учебы так по памяти я мог работать только гуашью, лишь в дальнейшем карандашные рисунки Старой Москвы переросли в акварельные картины.



Ни в школе, ни в институте не уделяли должного внимания рисунку, именно как вспомогательному материалу для живописи. Он был как бы самостоятельно, а это абсолютно бессмысленно.

Рисуя с натуры понравившееся место, нужно обозначить именно те черты, без которых нельзя потом будет написать вещь.



В дальнейшем я стал подписывать тон, колорит, освещенность, а также цвета отдельных архитектурных деталей.

К некоторым рисункам я возвращался спустя 10-15 лет.

К примеру, в 1986 году я был в Кремлевском Дворце Съездов на спектакле. В антракте, прогуливаясь по зимнему саду, меня поразил вид из окна на Кремлевские соборы. В то время рисовать или фотографировать на территории Кремля было запрещено, к тому же из бумаги у меня была только программка, а у моей спутницы в косметичке карандаш для губ. Но упустить такую возможность, запечатлеть сокровищницу Москвы, я не мог.



Скрывшись за зеленью ветвей пальм, на своей программке косметическим карандашом я сделал бесценный рисунок 1986 года, который послужил исходным материалом для создания большой акварельной картины “Кремлевские купола” в 1996 году к моей выставке, открывшей только что построенный Новый Манеж.